В коридоре горничная Гуля, улыбается мне, качает головой.

— Мы все молились чтобы ты вернулась. Без тебя с ним сладу нет.

— Со мной тоже.

Да уж! Со мной стало, видимо, еще хуже. Ильяс первые два дня после моего возвращения рычит на всех, злится, ругается.

А потом во время прогулки решает уехать от меня. Дорожки для его коляски специально чистят, посыпают песком — в феврале снега много выпало — но видимо какой-то участок пропустили, наледь попадает под колеса, и Илик переворачивается.

Я дико пугаюсь, бросаюсь к нему, он лежит на заледеневшей плитке, хорошо, что его не придавило. Приседаю, протягиваю руку — это моя ошибка, потому что Ильяс резко дергает меня на себя, и я оказываюсь лежащей на дорожке рядом с ним, под ним…

— Попался, Воробушек?

Молчу, потому что я на самом деле попалась!

— Язычок проглотила?

Интересно, а у воробьишек есть язычки?

Я хмыкаю, потому что это очень смешно думать в такой момент о том есть ли у мелкой пташки язык.

— Ты чего смеешься?

— Ничего. Просто так.

— Тоже подумала есть ли у воробья язык?

Ого! Вот это интересно!

— Подумала… Изменница несчастная. Бросила меня одного, на целых три недели.

— Одного? К вам вообще-то невеста должна была прийти.

— Какая невес… Чёрт. Один ноль в твою пользу. Где ты была?

— Может мы встанем и поговорим?

— Зачем? Мне удобно лежать. Так… мягко.

О, Боже! Он елозит по мне, и жар окатывает с ног до головы. Мне стыдно. Очень. И приятно, тоже очень.

— Холодно…

— Да? А… если так?

Ильяс переворачивается резко, и теперь он оказывается на земле, а я на нем.

— Не надо, Илик, правда холодно. Вам вредно, надо встать…

— Извини, малышка, видишь, какое дело, встать-то я как раз и не могу…

Вижу ухмылку на его лице. Горькую.

— Я помогу.

— Не поднимешь.

— Охрану позову.

— Слушай, дай мне удовольствие получить, а?

— Удовольствие? — смотрю на него, не очень понимая, о чем он…

— Приятные воспоминания. Как будто я опять нормальный. Кувыркаюсь с красоткой.

— Я не красотка. Пусти, пожалуйста.

— Мне плевать, даже если ты Квазимодо. Я слепой.

Неожиданно коробят его слова. Надоело. Дергаюсь сильнее, пытаясь разорвать кольцо рук.

— Пусти, быстро!

— Тихо, тихо… ты чего, Воробушек?

— Ничего, пусти!

— Я же не сказал, что ты страшненькая. Ты…Ты так вкусно пахнешь, так бы и съел.

Чувствую его губы совсем близко. Отворачиваюсь. Но он находит мое ухо и… меня словно током прошибает! Я представить не могла что это будет настолько приятно! Еле сдерживаю вздох. Дрожу…

Мамочки, как же мне хорошо! И… больно. Потому что он играет, забавляется. Ему все это скоро надоест, а я…

Я, наверное, буду вспоминать это время как лучшее в жизни.

Просто потому, что ОН был рядом.

— Ильяс, что тут происходит?

О, Боже… Как мне стыдно! Просто… Дико стыдно. Готова сквозь землю провалиться!

Тамерлан в это время обычно на работе, я вообще редко его вижу. После возвращения мы только по видеосвязи общались — он спросил, как дела, не нужно ли мне чего, рассказал про распорядок Ильяса, обязательные прогулки, ну и все. Из семьи я вообще мало кого вижу.

Мать их чаще всего в комнате сидит, я знаю, что ей тяжело видеть Ильяса. Она приходит к нему раз в день, когда он точно один. Доктор Самад говорит, что у нее с сердцем проблемы, надо наблюдаться, но она отмахивается. Все повторяет, что у Бога прощение нужно вымолить. Вымаливает.

Я знаю, что у них еще сестра есть, вроде родная Живет она у них на родине, на юге, с мужем, зовет мать к себе. И Илика.

— Ильяс, ты что творишь?

— Тамерлан, почему ты всегда приходишь не вовремя, а? Вечно мешаешь.

— Встать надо, холодно. Заморозишь Воробушка.

Чувствую, как краснею до кончиков ушей. Тамерлан Умаров меня Воробушком назвал!

— Я бы рад встать, брат, да что-то у меня ноги не стоят. Странное дело, да?

— Не ёрничай. Отпусти Зою!

Неожиданно повисает страшная тишина. Слышно, как ветер снежинки с сугробов сдувает.

— Это… Надя, брат…

— Да. Точно. Надежда. Дайте руку, Надя, я вам помогу.

— Я сама, — не понимаю, почему так хрипит мой голос. — Илику помогите.

Я назвала его Илик! Разве так можно? Где моя голова?

Тамерлан все равно помогает подняться. Потом поднимает Ильяса. Усаживает его в коляску.

— Надя, вы отвезете его в дом, справитесь?

— Я и сам справлюсь, брат. Но… спасибо, что хоть Воробушка мне оставил.

— Ильяс.

— Проехали. Давай, Надежда, мой компас земной, рули…

Я везу его к дому. Молчу. Очень хочу спросить про Зою. Я ведь почти ничего не знаю!

— У тебя вкусные ушки, Воробушек. Интересно, у воробьев есть ушки?

— Я не знаю.

— А ты «погугли».

— Хорошо.

— "Гуглить" вообще полезно, Воробушек. Если чего-то не знаешь… или не можешь что-то найти. Например, человека, или его книгу… Забей имя, нагуглишь…

— Спасибо за совет, Илик, — стараюсь успокоиться, — обязательно воспользуюсь. Как раз хотела найти книгу одного человека. Психолога. Фамилия такая известная, на Б… Он занимался проблемами людей с ограниченными возможностями.

— Как интересно! Кого именно? Слепых? Или… калек, инвалидов? — он ерничает. Но мне реально как-то надо подсунуть ему эти книги…Вдруг это поможет и он станет… чуточку другим?

— Ладно, проехали. Если мне надо будет найти книгу психолога на Б я найду, не сомневайся! В интернете полно всяких сайтов…

— Хорошо. Я… я уверена, это поможет…

— Я сказал — проехали! — он меняет тон и тему, — Ты так и не рассказала, где была. Гуля сказала, у тебя бабушка умерла?

Сглатываю, потому что ком подкатывает.

— Да.

— Соболезную.

— Спасибо.

— Нет… правда, Воробушек… то есть… Надь, я… Мне правда жаль.

— А мне не очень. Она меня терпеть не могла, и маму мою. И вообще. Она не родная была. Папина мачеха…. она… в общем, не важно.

Еле сдерживаюсь, чтобы не наговорить лишнего. Накипело. На самом деле. Я поехала туда только потому, что папина сестра попросила очень. Ей самой было трудно все организовать, у нее дети. Ага, дочка моя ровесница и сын на три года младше. Дети. А мне не трудно. Хорошо, что мне помогли знакомые папины. И Тамерлан деньгами помог.

— Извиняю. Бывает.

— Ильяс, а кто такая Зоя?

Глава 11

Кто такая Зоя?

Вопрос, на который я не могу и не хочу отвечать.

Что я ей скажу, этой странной девочке — Воробушку? Поведаю историю моей подлости и предательства?

Я не хочу. И… не могу. Просто не могу об этом говорить. Тема закрыта.

Для Надежды точно. Ей это знать не обязательно и все.

Надя привозит меня к дому, завозит в холл. Дальше я могу сам. Расстегиваю куртку, чувствую, что она начинает снимать с меня ботинок.

— Не надо. Сам справлюсь.

— Я помогу.

— Я сказал не надо. Спасибо. — стараюсь говорить спокойно, не получается. Получается сквозь зубы. — Ты свободна. Я сам доберусь до комнаты.

— Зачем вы так? Не надо. Я хочу помочь.

— А я не хочу, чтобы ты помогала сейчас. Ясно? Просто… просто оставь меня, прошу.

— Извините…

Сердце давит, когда она вот так опять мне «выкает». С трудом добираюсь до комнаты. Заезжаю.

Переваливаюсь с коляски на кровать, чуть не падая.

Надо раздеться, но мне не хочется. Двигаться не хочется.

Зоя.

Я ведь в последнее время почти не думал о ней. Не вспоминал.

Вообще, имею ли я право думать и вспоминать Светлячка?

Имею ли я право жить, после всего, что сделал?

Не знаю сколько времени я вот так лежу. Слышу стук в дверь.

Кого еще несет?

— Ильяс, это я. — Тамерлан… Не хочу никого видеть.

Собственно, я ведь и не увижу, да?

Почему-то именно сегодня мне кажется, что все мои попытки как-то искупить мою вину бессмысленны.

Чем я ее искупаю? Тем, что сижу слепой, лишенный возможности встать на ноги? Глупо ведь?