— Слышу. — слышу, но не понимаю, не хочу понимать его!

Я бы дрался за Светлячка! Я бы… я бы расстроил свадьбу! Я все бы сделал…

Да уж. Я уже сделал. Уже наломал дров.

— Спасибо что выслушал, брат. Да, еще я хотел сказать… Завтра мы летим домой. Возвращаемся. Все дела тут я сделал, так что… Оставаться больше не стоит.

— Боишься все-таки увидеть Зою?

— Боюсь. И не боюсь признаться в этом. Мне не нужно видеть её сейчас. И ей не нужно видеть меня. Я пойду. Ужинать буду в номере, вы, наверное, тоже?

— Да, и мы. Там, я и Надя, мы… в общем, я думаю, это серьезно.

— Думаешь? Ох, Илик, дать бы тебе хорошенько по шее, за то, что ты только думаешь! Ты должен был быть уверен, только потом начинать отношения.

— Я… я уверен. — чёрт возьми, это правда! Я на самом деле уверен.

Был, уверен.

Только вот… снова тот же вопрос. Имею ли я право на это счастье?

И на то, чтобы сломать жизнь еще одной прекрасной девочке?

Глава 26.

Я слышу разговор братьев и мне становится страшно. И дурно. Словно разъедает кислотой изнутри.

Мне тревожно, неспокойно, неуютно.

Я сама себе боюсь признаться в том, какое предчувствие рождается в моем сердце.

Это конец. Вот о чем я думаю. Конец моему счастью.

Ильяс не простит себе того, что Тамерлан потерял Зою.

Не только Зою — ребенка! Это… это гораздо важнее, и страшнее.

У Тамерлана есть дочь от любимой женщины! Дочь, которую он вряд ли сможет назвать своей. Мне так грустно, так горько за него, что я сама не понимаю, как начинаю плакать. Плачу тихо, стараясь, чтобы меня не услышали.

Так больно осознавать, что чуда не произошло!

Зоя оказалась живой, целой и невредимой. Только теперь она еще более недосягаема для Тамерлана.

Она вышла замуж за другого. Другой мужчина будет растить его дочь, как он растит сына от чужой ему женщины и врага, который чуть не убил его.

Как же чудовищно все, что произошло с семьей Ильяса!

Я думала, что в моей семье произошла драма, но то, что случилось у них…

Дрожу. Мне так страшно!

Мне так не хочется потерять… потерять любимого!

Да, я знаю, что я люблю его. Уже очень давно люблю. Наверное, с того момента как увидела в клинике. Такого…красивого и злого. Несчастного.

Да, я сразу поняла, что он не такой гадкий и противный, каким хотел казаться. Он просто был несчастен. Понимал, что сотворил и сильно страдал.

И до сих пор страдает!

Правда, в эти дни, когда Ильяс узнал, что Зоя жива он изменился. Словно часть груза упала с его души.

И он… он позволил себе немножко быть счастливым.

Ильяс был счастлив эти два дня со мной! Я знаю! Я… я это чувствую!

Он… он по-настоящему был счастлив!

Мне даже казалось, что он… нет, не могу говорить об этом даже сама себе, но… мне кажется он действительно считал, что влюблен в меня. Правда.

Хоть он и лишен возможности меня видеть, но…

Он ведь знает, как выглядит Алиса? Она красивая, стильная, ухоженная. Такая, которая всегда и везде обращает на себя внимание мужчин.

А я…

Я сама себя не понимаю, и боюсь. Мне все время хочется спрятаться, стать как можно более незаметной. Раствориться.

Я тоже несу в своей душе тяжелый груз, который не дает мне почувствовать себя свободной и счастливой. Мама. Ее смерть. Отчим. Его жизнь, которую я разрушила.

Я сознательно делаю все, чтобы быть как можно более неказистой. Даже яркий, кричащий цвет волос нужен мне затем, чтобы подчеркнуть несуразность.

Я не хочу быть красивой.

И тем не менее Ильяс выбрал меня, а не её!

Он ведь мог… мог позвать ее? Попросить, чтобы она зашла к нему в номер и…

А он позвал меня. Он…

Господи, почему все так несправедливо? Почему Зоя появилась здесь и сейчас? Почему она решила выйти замуж?

Может… она не такая уж хорошая? Может она совсем не любила Тамерлана?

А я? Я хорошая? Думаю, только о том, чтобы Ильяс меня не оттолкнул. Только о себе думаю!

А ведь ему сейчас так тяжело. Так… так чудовищно больно должно быть!

Лежу на спине, широко открыв глаза, смотрю в потолок. Слезы текут по щекам, стекают в уши, неприятно щекочут. Мне все равно.

Я заранее хороню свою любовь и свое счастье.

Господи, пожалуйста, ну сделай так, чтобы Ильяс все-таки одумался! Чтобы понял, что его счастье тоже важно!

Что он может быть счастливым!

Что он… он может сделать счастливой меня!

Или несчастной…

— Надя? Воробушек? Ты что, плачешь?

Всхлипываю. Я так отдалась своему горю, что не заметила, как в спальню въехал Ильяс.

— Малыш, что с тобой?

Я хочу сказать что-то, но не могу, начинаю рыдать сильнее, икаю, всхлипываю. Жду, когда он подъедет ближе. Так хочу, чтобы он меня пожалел!

— Надя… не надо, прошу, пожалуйста…

— Я… я… — не могу ничего сказать! Так хочется попросить его побыть со мной еще немножко! Еще немного почувствовать себя любимой, счастливой.

— Надя…

Я вижу, что он совсем рядом, протягивает руку и… опускает ее, словно боясь дотронуться до меня.

Мне хочется броситься к нему, обнять, и просить, чтобы он не бросал меня.

Но я просто протягиваю свою руку к его ладони, переплетаю наши пальцы. Смотрю на него. Вижу, как он сживает челюсть, как играют желваки на скулах…

Он резко выдергивает свою руку. На мгновение я пугаюсь, считая, что сейчас он прогонит меня. Но вместо этого он опирается руками на кровать, и перекидывает свое тело, чтобы оказаться рядом со мной.

Украсть еще крохотный кусочек счастья!

Побыть в его объятиях. Близко-близко!

Узнать, что ему нравится, как лучше сделать приятно. Узнать, что нравится мне.

На самом деле, мне нравится все! Я ведь реально была слишком наивной, глупой, незамутненной, что ли. Почему-то была уверена, что ценность этого самого люди слишком преувеличивают.

Ну не может оно быть вот так хорошо — думала я!

А оказалось…

Оказалось, я даже не представляла, насколько может!

До дрожи во всем теле, до мурашек, до бабочек в животе? О, нет!

До дикой тряски, до потери сознания, до состояния желе — когда твое тело реально словно мягкая субстанция, настолько расслабленное, настолько погруженное в удовольствие.

Мне казалось после первой нашей ночи, что лучше уже быть не может. И снова я ошиблась!

Может, и еще как!

Ильяс оказывается настолько чутким, нежным трепетным! И настолько же страстным, диким, необузданным!

Потом он просит прощения, а я даже не могу ответить ему — так мне хорошо!

Шевелиться не в силах!

Лежу на спине, широко раскрыв глаза и улыбаюсь, как дурочка!

— Тебе хорошо?

Смеюсь тихонько, потому что не знаю, что ответить!

Хорошо? Если это просто хорошо, то… О, нет! Это не просто хорошо!

Это хорошо в какой-то невероятной степени! Это волшебно, прекрасно, сказочно!

Чудесно!

— Хорошо…

— Просто хорошо? — ах, ах, Илик решил меня «потроллить»? Ладно!

— А что, вы ждали чего-то другого Ильяс Александрович?

Он накидывается на меня шутливо, прижимая сверху.

— Ах так, значит? Ильяс Александрович? Ладно, посмотрим, что ты на это скажешь!

И я хохочу, потому что его губы щекочут мою шею. Верчу головой, дрыгаюсь, пытаясь вырваться, сбросить его с себя, а потом…

— Тише… тише…

Потом мы целуемся. Долго. Очень долго.

И я снова думаю — где-то на самой периферии моих мыслей — что и представить себе не могла, что вот так целуются!

Это не просто прикосновения губ, проникновение друг в друга.

Это словно диалог, в котором мы рассказываем о себе, о своих чувствах!

Мне так хочется, чтобы он меня понял! Чтобы понял, что я люблю! Что мне так важно знать, что он это чувствует, что он ценит мои чувства!

Что он готов ради них…Ох, нет, это болезненная и запретная тема!

И я боюсь об этом думать, потому что не уверена, что ради меня и моей любви Ильяс будет хоть на что-то готов.