Кажется, именно этим я и занимаюсь.

Нет. Тут не просто рана. Я сейчас раздираю свою грудную клетку, а потом… потом своими руками достаю сердце и сжимаю, сжимаю, сжимаю…

— Воробушек, что ты? Ну… что ты? Не надо так…

Не надо! А как надо? Как? Жалеть себя всю оставшуюся жизнь? Нет, я себя не жалею. Совсем. Мне нельзя себя жалеть.

Я… я себя ненавижу, когда вспоминаю. Ненавижу. Никогда не буду счастлива, потому что не заслужила счастья!

И… целовать этого красивого слепого парня я тоже не заслужила.

Пытаюсь отодвинуться, но он держит крепко. Чересчур крепко. Какие у него сильные руки!

Да, я видела гантели, лежащие у него в комнате. В тренажерный зал, который находится в доме Илик не заезжает, и вообще, по-моему, скрывает то, что занимается спортом.

— Надя…

Он снова опускает голову, но я отворачиваюсь. Мне не нужен этот поцелуй. Не сейчас.

Да и, наверное, уже никогда…

Поцелуй… Я все придумала, когда застала их целующимися! Маму и этого… дядю Лёню.

А я ведь еще помнила, как мама целовалась с папой! Как они прятались от меня по углам! А я пыталась найти их, застукать и смеяться…Глупая гусыня!

С Лёней мама не пряталась. Вернее, они не выставляли чувства напоказ. Они делали это когда меня не было в поле зрения. Это… это я следила за ними. Специально.

Да, да… словно ранку ковыряла.

Видела, бесилась, негодовала, срывала зло на всех и вся.

Рассорилась со всеми подругами, одноклассников возненавидела, с которыми раньше дружила. Парня, который мне в кавалеры набивался подняла на смех.

Зато сошлась с дикой компанией отморозков, шляющихся по нашему району. Это были реальные отбросы, тупые, но сильные. Мне казалось круто быть с ними. К счастью, они не особенно интересовались тем, что я противоположного пола. Конечно, я же была некрасивая…

Нескладная, неуклюжая, с острым подбородком. И нос мне казался каким-то неправильным из-за крошечной горбинки. Ее не видно было невооруженным глазом, но я-то видела! И рот чересчур большой, губы пухлые, все время приходилось их закусывать. И грудь выросла большая — что тоже дико бесило, стыдно сказать — я ее специально приматывала эластичными бинтами, или старалась купить плотную майку-лифчик, чтобы она все там сплющила.

Мама так переживала за меня! Так хотела помочь. Не придумала ничего лучше как согласиться уехать жить в столицу. К Лёнечке…

Блин! Это был полный треш! Мне и так было хреново, а тут еще переезд!

В новой школе я, само собой не прижилась. Меня не гнобили — на меня просто всем было плевать.

Почему-то я решила, что если смогу заставить маму бросить Лёню и вернуться к нам домой, то все снова станет как прежде. Мы с ней будем счастливы.

Как будто мы были счастливы без отца!

Что меня дернуло посмотреть то дебильное ток-шоу — не знаю. Но у меня появился план. План, как очернить Леонида в глазах матери.

Я начала действовать.

Сначала изменила тактику поведения. Стала с ним мила и дружелюбна. Стала веселиться по поводу и без. Старалась до него дотронуться. Просила взять меня на прогулку.

Мы с ним на самом деле пару раз выбирались гулять вдвоем. Я шла, сцепив зубы, пытаясь изображать радость и участие. Но как же я его ненавидела!

— А он?

— Что он? — выныриваю из воспоминаний, понимая, что все это время быстро и сбивчиво рассказываю Илику свою историю.

— Как он к тебе относился?

Как относился! В том то и дело… как к ребенку! Как к дочери лучшего друга и любимой женщины!

А я…

Он был на дежурстве. Мама, которая устроилась работать в поликлинику, пришла со смены.

Я лежала в кровати, стараясь не дрожать.

Мама спросила, что случилось…

Я бросилась ей на шею — у меня был разработан целый спектакль. Мне казалось, актриса я — что надо!

Сначала плакала и просила прощения, непонятно за что. Потом говорила, что мама самая лучшая, что я уеду… А потом…

— Я сказала, что Леня меня… что он ко мне…

— Я понял. — Ильяс говорит тихо, но сжав челюсти.

Ненавидит меня?

Я себя ненавижу. Это нормально ненавидеть такую мелкую, подлую душонку как я.

— Она мне не поверила.

Это было ударом! Мне казалось, стоит заикнуться о том, что Леня… и мама тут же прогонит его! Вернее, соберет вещи, и мы вернемся домой, к нашему счастью.

Мама сначала попыталась спокойно мне объяснить, почему не стоит делать так, как делаю я.

Я начала истерить, орать как потерпевшая.

Тогда мама меня ударила. Дала мне пощечину.

— А ты? — голос Ильяса, казалось, стал еще глуше, тише.

— Я была в шоке. Возненавидела ее в тот момент. Замкнулась. Они пытались со мной говорить. Хотели найти психолога. А я взяла и сбежала.

Украла у Леонида деньги из кошелька. И уехала в родной город.

Только…

— Я оставила записку на имя директора школы. Написала, что отчим был со мной слишком нежен, а мать его покрывает.

Да. Я сделала это. Я дрянь.

— И что было потом?

— Мама приехала за мной. На машине. Пыталась поговорить. Оказалось, что моей записке дали ход, на Лёню завели дело. Мне нужно было признаться, что я солгала. Но…

Я ушла в глухую оборону. Молчала, сцепив зубы.

А мама плакала. Просила прощения у меня за то, что…

— За то, что стала счастливой, да? — он качает головой.

Ильяс качает головой! Он… осуждает меня? Или что? Впрочем, какая разница? Это совсем не важно сейчас.

— Мама поехала обратно в Москву, сказав, что ей срочно нужно к Леониду. К мужу. Меня она оставила на старой квартире. Сказала, что свяжется с бабушкой, чтобы та присматривала за мной. И в школу свою я могу вернуться. И вообще. Жить я могу одна. Без неё. А я не хотела без неё! Совсем!

Была зима. Гололед. Мама ехала аккуратно. Но кто-то сильно спешил и вылетел на встречку. Кто-то, на ком не осталось даже царапины. А мама… мама прожила еще несколько часов.

А потом умерла. Я её убила.

— А что случилось с Леонидом?

Почему Илика так волнует Леонид?

— Его отпустили. Я… я призналась, что все придумала. Он похоронил маму и…уехал куда-то. Оставил бабке денег на мое содержание. Сказал, что будет присылать еще.

— Присылал?

— Регулярно. А бабка врала, что никаких денег нет.

— Ты… ты сейчас общаешься с ним?

Общаться, с ним? Зачем? Он… он ненавидит меня. И правильно делает. Он так и сказал.

Нет, не правда. Он не говорил…

— Надя, если тебе будет нужна моя помощь — звони, я всегда помогу. В память о… о твоих родителях.

Я видела, что у него поседели виски. И слышала… слышала его разговор с Товием.

— Нелепо, понимаешь… нелепо ждать двадцать лет, а потом… несчастные полгода счастья! Полгода, Товий…

— Ленька, Ленька… Глупый. У тебя были эти полгода, понимаешь? Были! А у кого-то их нет и не было. И не будет. А ты… ты еще молодой, ты…

— Заткнись, Коршун, прошу тебя. Просто заткнись… Я… я дышать без нее не могу, понимаешь? Дышать…

И я не могла без нее дышать.

Я так думала.

Но вот… дышу. Несколько лет дышу. Живу. Хожу. Пытаюсь как-то искупить…

— Воробушек…

— Что? — теперь я не узнаю свой голос. Словно я кричала, срывая связки.

— Иди ко мне.

Всего три слова. Такие простые — иди ко мне.

А я не могу. Не могу…

— Извини. Мне пора. Спокойной ночи.

Я молю Бога, чтобы Илик меня отпустил. Я молю Бога, чтобы Илик меня удержал…

Он…дает мне встать.

— Прощай, Воробушек…

Глава 13

Я сказал ей «прощай» не думая, что на самом деле могу попрощаться со своим Воробушком. Но получилось так, что мы на самом деле словно попрощались.

Попрощались с отношениями, с чувствами. Словно ее рассказ о себе, такой открытый, честный, выстроил между нами стену.

Я-то, дурак, думал, что ее оттолкнет моя история. Я ошибался.

Понимал, что она изменилась не потому, что услышала обо мне, а потому, что рассказала о себе.

Как будто она сама, вспомнив свою историю, вспомнила и о том, что запретила себе быть счастливой.