— Иди ко мне, малышка. — его голос как густая патока, такой обжигающе манящий.

— Мне надо в душ, — говорю тихо, очень тихо.

— Тебе надо ко мне, Воробушек. Пожалуйста.

Смотрю на него и… замираю, открыв рот.

Какой он красивый! Просто… просто сойти с ума! Его не портят шрамы на ногах. Его вообще, наверное, ничего не может испортить! Понимаю, что выгляжу как влюбленная дурочка. Но…

Но ведь я такая и есть?

— Надя?

— Я… иду…

И он снова притягивает меня к себе. И целует. И дальше… я даже не понимаю, не соображаю до конца как это все происходит дальше, потому что сначала он просто ласкает меня, объясняя, что боится причинить мне боль, но я не думаю о боли. Только о нем. Только о нас. И я сама проявляю инициативу, и делаю то, чего никогда бы не сделала.

А потом…

Я правда даже не представляла никогда, что это может быть так.

Это полностью переворачивает мой мир.

Я, конечно, пока не осознаю этого до конца, но…

Неужели все это чувствуют? Неужели люди на самом деле испытывают такое? Правда? Все? Ну или… по крайней мере многие?

Значит, когда ты любишь, и ты с любимым — ты можешь чувствовать это?

А… когда ты его теряешь?

Почему я сразу думаю о потере?

Может, потому что вспоминаю глаза отчима, совершенно пустые глаза человека, потерявшего такую долгожданную любовь?

— Надя… — голос Ильяса хриплый и какой-то…грустный, что ли? Немного испуганный… — О чем ты думаешь, Надя?

— Я люблю тебя.

Глава 22

— Я люблю тебя.

Слова, которые бьют под дых. Которые как цунами сносят все на своем пути. Которые должны вознести меня на вершину блаженства. Но вместо этого я падаю в ад.

Потому, что я не должен их слышать. Никогда не должен слышать эти слова.

Но я их слышу. И сердце стучит так, что любой кардиолог, наверное, сразу бы меня отправил в реанимацию.

Воробушек прижимается к моей груди, она такая теплая и хрупкая. Нежная девочка, крошечка моя.

Любимая моя…

Чувствую, как выравнивается ее дыхание, дрожь тела постепенно стихает. Надя спит, прямо на груди у меня спит мое счастье.

Я тоже должен спать, наверное. После того, что произошло. Дважды.

Я сошел с ума. Не потому, что сделал это, а потому что два раза. Она же… ей же нельзя было так сразу? Я ведь понял, знал, что она раньше никогда? Ей… ей, наверное, больно?

Но я не мог остановиться, и ее остановить тоже был не в состоянии.

И я понял, что первый раз ей было просто хорошо, а вот второй…

Второй был абсолютно нереальным по степени ощущений, удовольствия, кайфа.

Девочка моя, что же ты со мной сделала? И как мне теперь жить дальше?

Вспоминаю утро, невероятную встречу с Зоей, которую считал погибшей.

Надеюсь, что Тамерлан все выяснит. Надеюсь, он ее найдет.

Получается…

Получается, что я не виноват в смерти Зои? Получается, она не погибла из-за меня? И брат еще может устроить свое счастье с ней?

Если это случится, то…

То я все равно буду виноват в смерти отца. Но эту вину я тоже могу искупить! Мама будет рада, если я смогу встать на ноги, если я снова смогу видеть, если найду свое счастье.

Найду. Нашел! Я уже нашел!

Вот оно, мое маленькое счастье! Сопит на груди. Такое нежное и трепетное.

Снова сердце стучит, колотится как у спринтера после стометровки.

Я получаю шанс изменить свою судьбу.

Или… не так. Это кадар. Судьба предопределена. Значит, высшие силы все-таки даруют мне прощение, раз послали ко мне такую чудесную девушку. Моего Воробушка.

Глажу ее по голове, по плечам, обнимаю тоненькую талию, утыкаясь головой в ее макушку вдыхаю нежный девичий аромат, смешанный с ароматом нашей страсти.

Мы любили друг друга! Мы стали близки, так близки…

Что же дальше?

Неожиданно соображаю, что я забыл одну очень важную вещь. А Надя, конечно, о ней и не вспомнила.

Чёрт. Это… это не очень хорошо.

Нет, я не против детей, наоборот. Я всегда хотел детей. Даже когда старшие брат и сестра меня доставали, я все равно думал, что хочу двух сыновей как минимум, и двух дочерей.

Когда моя сестра вышла замуж ей было всего восемнадцать, уже почти десять лет она живет с мужем. Видимся мы редко. Раньше вот я не особенно думал о том, что отдалился от сестры, у меня был Там, и родственного покровительства мне хватало. Тем более Надия всегда занималась моим воспитанием, была строгой, хоть и справедливой. Я был рад ее замужеству — решил — доставать не будет. А теперь вот… Теперь часто хочется, чтобы она была рядом, и со мной, и с Тамерланом, и с мамой особенно.

Знаю, если бы не я мама бы уехала к сестре, занималась бы внуками.

Сейчас вот самое время вставать на ноги! Дать маме возможность вздохнуть.

Хотя, кто знает, может маме скоро и моими внуками заниматься придется?

Нет. Я не хочу этого сейчас. Надя… она совсем молоденькая. Да, сестра тоже родила в девятнадцать. Но сестра всегда к этому стремилась, она этого хотела.

Не думаю, что мой маленький Воробушек готов сейчас так круто перевернуть свою жизнь.

И потом, я сначала должен встать на ноги, чтобы иметь возможность ей помогать.

Надо как-то решить этот вопрос. Узнать у Самада. И… попросить его кое-что купить в аптеке.

Я ведь знаю, что то, что произошло сегодня мы обязательно повторим!

Воробушек вздрагивает во сне. Успокаиваю ее, целую несколько раз в макушку и понимаю, что усталость все-таки дает о себе знать.

Проваливаюсь в сон. Сладкий сон.

Просыпаюсь абсолютно отдохнувшим и счастливым, оттого что чувствую, что кто-то пытается из-под меня выбраться.

— Надя? Ты куда?

— Я…Я хотела… мне надо…

— Что?

— Ильяс, я не могу сказать, мне надо в ванную, сильно. Пусти.

Понимаю, о чем она, тихонько смеюсь. Мне бы тоже не мешало…

— Только потом сразу назад!

— Нет, мне нужно к себе… и вообще, нужно пообедать, или… поужинать.

— Закажем все в номер.

— Я не знаю… неудобно, наверное…

— Неудобно спать на потолке, одеяло, говорят, падает.

— Все равно. Я схожу к себе.

— Надя… ты… ты обиделась?

— На что?

— Не знаю. На… на все? — я хмурюсь, мучительно соображая, мог ли я ее чем-то обидеть?

— Нет. — почему она так односложно отвечает.

— Надя…

— Илик, правда, пусти, я больше не могу терпеть! Я вернусь, правда.

Да, я тоже не могу, хорошо, что номер огромный, и тут два санузла. И хорошо, что я научился сам садиться в кресло, и руки у меня сильные, я могу перетащить свое тело сам. И хорошо, что когда я падал, кресло осталось на месте.

И все-таки мне кажется, что Воробушек обиделась. Слишком грустно она чирикала.

Может… может потому, что она сказала «я тебя люблю», а я не ответил?

Но… ведь я люблю? Она же… она же знает это?

— Надя? — выезжаю из ванной комнаты, успев натянуть футболку и боксеры, чтобы не смущать мою птичку.

— Я тут.

— Где?

— Прости…Я… я у двери.

— Почему так далеко.

— Не знаю.

Протягиваю руку, понимая, что очень хочется сейчас чтобы она была рядом.

Близко.

Очень близко.

Если бы я мог видеть…

Фантазирую, что было бы тогда. Я приготовил ванну, лучше джакузи, добавил бы сладкой персиковой пены. Поднял бы Воробушка на руки, отнес бы туда, отпустил в теплую воду, сам бы лег, прижал ее к груди, массировал бы нежную кожу, гладил, ласкал. Думаю об этом и улыбаюсь, как… как мальчишка, который впервые чувствует то самое…

— Ильяс, я…Мне, наверное, нужно к себе…

— Зачем? Надя? Подойди ко мне, пожалуйста.

— Ты меня не выпустишь.

Улыбаюсь еще шире, какие правильные у нее мысли!

— Конечно не выпущу! Теперь все. Ты попала в рабство. Теперь ты моя.

— Ах, какая деградация. Из сиделок в рабыни.

— Не нравится? Ну, хорошо, не рабыня… Будешь моей принцессой, хочешь?

— Глупый. Мне правда нужно идти. Переодеться. Потом… Ты голодный, тебя кормить надо, и тебе ведь необходимо гулять?